Adeus, adeus, meus pobres olhos, semelhante espectáculo será o vosso fim! E que imensa mesa posta com todo o requinte! Quando toda a gente desatou a dar à língua, podem crer que faziam um burburinho, uma zoada, uma bulha tal que abafaria o ruído dum moinho com as suas mós, rodas, engrenagens e taramelas. Seria incapaz de vos reproduzir com precisão os temas das conversas: mas com certeza juntava-se o útil ao agradável, falando da chuva e do bom tempo, dos cães e das sementeiras, dos vestuários e dos cavalos de raça. A certa altura, Ivan Ivanovitch - não o nosso herói, o outro, o zarolho - começou a dizer:
Прощайте, бедные глаза! вы никуда не будете годиться после этого спектакля. А какой длинный стол был вытянут! А как разговорилось все, какой шум подняли! Куда против этого мельница со всеми своими жерновами, колесами, шестерней, ступами! Не могу вам сказать наверно, о чем они говорили, но должно думать, что о многих приятных и полезных вещах, как-то: о погоде, о собаках, о пшенице, о чепчиках, о жеребцах. Наконец Иван Иванович - не тот Иван Иванович, а другой, у которого один глаз крив, - сказал: